НОВЫЙ РАКУРС

20

– Сергей Вячеславович, Вы меня потрясли, когда

пришли в Английский клуб на бал в русском народном

костюме. Это было уже давно, но правда. Как Вам при-

шла в голову такая идея.

– Это абсолютно не моя заслуга. Поскольку было жесткое

требование обязательно явиться в костюмированном виде,

а я мог позаимствовать что-то лишь у Александра Анатолье-

вича Ширвиндта или у моего приятеля директора Дома

культуры, то единственное, что на меня налезло, – это была

огромная русская рубаха. После этого оставалось найти

только кепочку...

– Но Вы смотрелись очень органично...

– Это чистая случайность...

– Да... «Вся жизнь – театр, и люди в нем – актеры...»

– «В нем есть свои и выходы, и входы, и каждый в нем

свою играет роль...»

– Какая же Ваша роль в этом театре, как Вы думае-

те.

– Что Вы имеете в виду под словом «театр». У нас много

сценических площадок в жизни...

– А давайте последовательно обойдем их все. Ваше

амплуа в жизни какое, например.

– Вы знаете, жизнь настолько многогранна, что я, навер-

ное, еще не в том возрасте, чтобы подводить черту под амп-

луа в жизни. Есть сценическая площадка для себя (но опять-

таки – для себя на работе, для себя – дома, для себя – с дру-

зьями), есть сценическая площадка социальная... Поэтому я

затрудняюсь сделать о себе такой обобщенный вывод. Тем

более, что очень разные площадки. Многие роли просто ма-

ло сопоставимы.

– Если посмотреть на Вашу жизнь с точки зрения

драматургии, то в какой бы жанр Вы ее «уложили».

– Как это ни парадоксально – в жанр советской музы-

кальной комедии, а ля «Кубанские казаки». Я не могу пожа-

ловаться на судьбу: она меня хранила, и я достаточно легко

иду по жизни. В ней было много ярких, зажигательных, ве-

селых минут. Я в принципе не воспринимаю трагизм жизни.

И хотя мне постоянно приходится сталкиваться просто с

фантастическими провалами социального бытия, я всегда

вижу в них их локальность, особенно в историческом мас-

штабе. Хотя в целом по стране ситуация, конечно, тяжелая.

На сегодняшний день более 30 процентов населения России

живет в ужасающих условиях. Не далее, как сегодня, у нас

шел серьезный разговор о содержании домов престарелых

и инвалидов. Сейчас на питание в них выделяют 12 рублей в

день – это ниже, чем в тюрьме. Тридцать процентов домов

престарелых требуют капитального ремонта... Такие вот тра-

гические ситуации... Но в то же время я понимаю, что ны-

нешний уровень жизни при всем его трагизме – не самый

плохой, а даже выше, чем бывал в некоторые периоды жиз-

ни нашей страны. Это не означает, что планка критерия опу-

скается, а просто более широкий масштаб охвата проблемы

заставляет воспринимать мир в целом, как положительное

явление. То есть я оптимист, и надо сказать, что это здорово

в жизни помогает. Если бы я им не был, и не воспринимал

жизнь в относительно радужных тонах, то не представляю,

как можно было бы перенести всю ту негативную информа-

цию, которая каждый день сваливается на нас. В том числе,

кстати, и в отношении меня самого. Ведь я нахожусь на осо-

бом месте: социальная политика – это та политика, с кото-

рой сталкиваются все. Социальная политика никогда не мо-

жет быть безупречной. И даже в благополучных странах –

Германии, США – социальные вопросы – это проклятые во-

просы для правительства, парламента и т.д. Я благодарен

судьбе за то, что меня еще не ругают за работу, и надеюсь,

что и не будут ругать, потому что мы делаем всё, что можно.

Но недовольство теми решениями, которые мы принимаем

(потому что в социальной политике нельзя, чтобы все были

довольны), и то, что мы наступаем на хвост очень и очень

многим – это факт. И то, что я за год приобрел врагов в де-

сятки раз больше, чем за всю свою предыдущую жизнь – то-

же. Потому что нужно было отсечь всех пиявок, которые

НО ОПТИМИСТОМ

БЫТЬ ОБЯЗАН

М

ИНИСТРОМ

МОЖЕШЬ ТЫ НЕ БЫТЬ,

Бывают чиновники, от которых пахнет

президиумом. Их звездный час – воссе-

дание за зеленым сукном у графина на

каком-нибудь собрании-совещании. А

говорить с ними – не о чем. Министр

труда и социального развития РФ Сер-

гей КАЛАШНИКОВ, член Совета попе-

чителей Независимой ассоциации

«Гражданское общество» и Английско-

го клуба, кавалер Золотого Почетного

знака «Общественное признание» – че-

ловек разносторонний. И легко вписы-

вается в предлагаемые обстоятельст-

ва, в чем вы сейчас убедитесь. «Что на-

ша жизнь. – Игра!» – черкнул наш лу-

кавый Пушкин. А мы-то и поверили...

присосались к социальной сфере. Нужно было навести по-

рядок там, где кое-кто хотел ловить рыбку в мутной воде.

Нужно было представить вместо социальной демагогии

конструктивные решения, которые вне зависимости от того,

популярны или непопулярны они, приведут к тому, что

большинство населения начнет жить лучше. Это всё выли-

лось в то, что я постоянно испытываю информационное дав-

ление, причем с самых разных уровней. Так что, не обладай

я определенным иммунитетом к этим вещам, то находился

бы сейчас в постоянном стрессе.

– Вы давно уже находитесь, скажем так, на главных

ролях. Но ведь Вы тоже были когда-то человеком мас-

совки. В Вас что-то осталось с тех времен.

– Я внутренне не поменялся с тех пор, когда я был сту-

дентом, рядовым инженером на заводе, рядовым доцентом

в институте. Причем, это не только мое внутреннее ощуще-

ние, но, скажем, есть на то и объективные доказательства.

Ну, например, люди, которые меня знают много лет ( я не

имею сейчас в виду даже моих близких друзей), неодно-

кратно мне говорили, что каким я был, таким и остался. Это

– первое. Во-вторых, для меня не проблема вхождение в

любую социальную среду, даже на самое дно. У меня уже в

должности министра было несколько встреч, когда мне при-

ходилось общаться с полупьяными люмпенами, у которых

основной разговорный язык – матерный. Ну и что. Я вырос

в дворовой хулиганской среде и для меня адаптироваться и

в такой аудитории и говорить с ней на понятном ей языке –

ничего не стоит. В такой момент мне, правда, не раз говори-

ли, что я какой-то несолидный министр, что я могу себе поз-

волить вещи, которые на министерском посту не приняты.

Ну, например, я не стремлюсь держать дистанцию. Но ведь

как личности мы все абсолютно одинаковые, а мундир ми-

нистра – это временный мундир. Я вижу перед собой огром-

ное число людей, которые имели мундиры гораздо более

красивые, чем мой сегодняшний, но остались без него – и

потерялись. У меня нет иллюзий, что статус, мундир нынеш-

него дня – это и есть суть человека. Я вообще людей воспри-

нимаю не с точки зрения их статуса, а с точки зрения калиб-

ра личности.

– А Ваш переход к главным ролям требовал участия

в каких-то закулисных интригах.

– Я думаю, что понятие «закулисные интриги» в реаль-

ной жизни резко отличается от того, что существует в обы-

денном сознании. Дело в том, что если кто-то воспринимает

«подковерную» борьбу как какие-то сговоры, прописанные

модели, то он ошибается. В жизни всё это происходит не-

сколько иначе. Есть два вектора в человеческих взаимодей-

ствиях: это эмоциональные отношения между людьми, ко-

торые, безусловно, сказываются на том, кто с кем и «против

кого» дружит, и объективная выгода, объективная реаль-

ность. Так вот в политике всё-таки преобладает второй век-

тор – выгода. Во взаимоотношениях в структурах власти до-

минирует интерес, а не эмоции. Поэтому когда говорят о

том, что существует такое закулисье, я бы сказал, что его

просто нет, потому что оно очевидно, открыто всем. Что ка-

сается интриг, то по жизни я встречал много интриганствую-

щих людей, но вот эффективных законченных интриг, чест-

но говоря, не видел. А если говорить обо мне лично, то по

сути дела командным человеком я стал только войдя в пра-

вительство. До того я не принадлежал ни к какой команде.

То есть, конечно, формально я принадлежал к определен-

ной фракции, к депутатскому корпусу, к какой-то идеоло-

гии, но при этом я всегда был сам по себе, потому что у ме-

ня всегда было критическое отношение ко многим вещам в

нашем окружении. Но вот войдя в правительство, я понял,

что нельзя быть членом правительства и игроком-индиви-

дуалом. Потому что здесь – групповая игра, в которой толь-

ко командой можно достичь определенных результатов. И я

жестко сказал себе, что в данном случае я играю на команду.

Должен сказать, что сейчас это вызывает у меня некое раз-

двоение, потому что сначала я вошел в команду Примакова,

и чувствовал себя членом его команды. Потом влился в ко-

манду Степашина, и не менее преданно работал на нее. Те-

перь я в команде Путина и опять ощущаю себя членом ко-

манды. Но то, что лидеры этих команд сейчас разведены по

разным штаб-квартирам, естественно, вносит психологиче-

ский дискомфорт в мое мироощущение, поскольку я по-

прежнему с большим уважением отношусь и к Примакову, и

к Степашину, оставаясь в то же время действующим игро-

ком в команде Путина. Я вообще по жизни всегда сохранял

очень добрые отношения со всеми руководителями, кото-

рые у меня были. У всех у них я учился. А как можно плохо

относиться к учителю.

– У Вас были провалы в жизни.

– Да, конечно. Много было ошибок, много неприятнос-

тей, и вообще много чего было. Я могу вспомнить немало

таких историй. Скажите, в какой области ошибки – и я легко

приведу пару примеров. Но я не склонен драматизировать

это, иначе что это была бы за жизнь в футляре.

– А какие драматические сцены своей жизни Вы

могли бы приоткрыть.

– Любые события воспринимаются в определенной рет-

роспективе. Мои эпохи в жизни очень простые: сначала –

наука. И первая ошибка была совершена тогда же – пройдя

21

«Я всегда был сам по себе»

В «роли» «рубахи-парня»

на балу-маскараде Английского клуба

НОВЫЙ РАКУРС

22

предзащиту докторской, я не стал защищаться, рассчитывая

сделать это чуть позже. А теперь, с поста министра, это не-

этично делать, потому что не поверят, что сам всё написал.

Второй этап – бизнес. На первых порах он мне доставлял ко-

лоссальное удовольствие, поскольку я видел реальный ре-

зультат. Тогда я (а точнее – структуры, которые я создал)

сделали первый миллиард, и это были огромные деньги!

Меня даже в 91-ом или 92-ом году назвали в числе лучших

бизнесменов России. Но бизнес стал меня тяготить. Он пре-

вратился в рутину, и я понял, что денег можно заработать

ровно столько, сколько хочешь, и это перестало быть для

меня интересным. Ни мама, ни пионерская организация не

воспитывали меня лавочником, что уж с таким энтузиазмом-

то было в лавке торговать.! А еще стало давить ощущение,

что политическая пена, поднявшаяся в это время, задает ус-

ловия жизни для всего государства, и что у власти оказыва-

ются люди, никоим образом не тянущие на общенациональ-

ных лидеров, и что принимаются совершенно дикие реше-

ния, направленные на растаскивание страны. Поэтому, как

человек активный, в 93-м году я принял решение идти в по-

литику.И это был третий этап. Но здесь я допустил ошибку:

будучи далеким от политики в то время, я взвесил те силы,

которые тогда существовали, и выбрал самый легкий путь –

пошел в список ЛДПР. Вот это решение и по сей день дает

мне негативную отрыжку. Меня до сих пор попрекают этим

списком. И это до сих пор мне мешает. Хотя, если честно, я

все равно ни о чем не жалею.

– Вы легко входите в новую роль.

– Да. Я достаточно пластичный человек, и не случайно

занимался в науке пластичностью поведения.

– Как Вы думаете, роли, которые мы играем в жиз-

ни, кем-то предопределены, или мы сами их себе вы-

бираем.

– Я вообще-то фаталист, верю в судьбу. И, по-моему,

судьба предопределяет наши личностные качества. А наши

личностные качества пре-

допределяют наш даль-

нейший путь. Любой че-

ловек делает одни и те же

ошибки в совершенно

разные периоды своей

жизни. А это значит, что

если он совершает одни и

те же ошибки с разными

людьми, то источником

ошибки является он сам,

а не обстоятельства.

– У Вас были режис-

серы в жизни.

– У меня были учите-

ля, а режиссеров, к сожа-

лению, не было. Так полу-

чилось, что я с самых малень-

ких лет сам себе режиссер. Я

воспитывался без отца, мама у

меня была медсестрой в дет-

ском садике. Конечно, если бы

был хороший дядя, который

вел бы меня по жизни, – все

вопросы решались бы по-дру-

гому. А так всего приходилось

добиваться самому. У меня не

было ни «рук», ни родственни-

ков, ни высокопоставленных

знакомых. Но у меня были хо-

рошие учителя. Мне всегда

везло на начальников. И я пы-

тался учиться у них лучшему, что в них было. Так, скажем, у

одной своей начальницы я научился тому, что если ты мо-

жешь помочь решить какие-то проблемы твоих подчиненных

– личные, бытовые – реши их, и, помимо того, что ты сдела-

ешь доброе дело, ты получишь по-настоящему преданных те-

бе людей. Эта наука мне здорово помогает всю жизнь. Я и

сейчас считаю, что это правильный подход к жизни.

– Неудержимо хочется стать Вашим подчиненным...

– Я не добренький дядя, как может показаться на первый

взгляд. Я жестко направлен на дело, и для меня главное в

оценке человека – его эффективность в работе. Думаю, что

это мой недостаток, к сожалению, я в людях вижу прежде

всего функцию, и если человек выполняет ее добросовест-

но, – я готов, насколько могу, содействовать ему в жизни.

– А бенефисы в Вашей жизни случались.

– Меня до сих пор греет один успех. Я два года был пред-

седателем комитета по труду и социальной защите в первой

Государственной Думе. И когда образовалась вторая Дума,

все фракции в один голос сказали, что альтернативы мне на

этом посту нет. И я был первым депутатом, награжденным

грамотой Госдумы. Я считаю это определенным признанием.

Ну, еще мне приятно, что я создал первую в стране социаль-

но-психологическую службу отрасли. В 86-м году я заставил

министерство труда выпустить постановление о службах со-

циального развития – и тогда социологи на предприятиях

были наконец узаконены.

– У Вас есть штампы.

– Я думаю, каждый человек процентов на 90 состоит из

стереотипов, которые можно считать штампами.

– Вам часто приходится играть в жизни.

– Нет. Как психолог я даю себе отчет, что любое наше по-

ведение – это игра. Но роль в ней неосознанная в большин-

стве случаев. И такого, чтоб сказать себе: «Да, я напущу на

себя какую-нибудь личину...» – такого практически нет. Я

человек свободолюбивый, и любые внешние рамки вызыва-

ют у меня аллергию. А игра какой-то определенной роли –

это мимикрия под эти рамки. У меня есть собственный ре-

цепт поведения в любой ситуации: главное – определить

свою позицию в данный момент – кто ты. Какова твоя роль.

И тогда всё становится на свои места.

– Как Вы думаете, какая из жизненных ролей – отца,

сына, мужа, друга, министра Вам удается лучше.

– Я считаю, что самая удачная моя роль в жизни – это

ученый. Для меня главное в реализации человека является

реализация его духа. Все мы смертны. Когда я умру, никто

и не вспомнит, что я был министром. А вот если я оставлю

какую-то новую мысль, идею – она может жить долго. По-

этому для меня более важна духовная самореализация. А

еще – у меня очень большой круг друзей, и многие из них,

кстати, «скучковались» в Английском клубе. Я постоянно

ощущаю их поддержку, и это помогает в жизни.

Беседовала Елена ЦЫГАНКОВА

«Всегда быть в маске –

судьба моя»

(На клубном карнавале)

«Всегда быть в маске –

судьба моя»

(На клубном карнавале)

На новогоднем представлении

в Английском клубе