КАВАЛЕРЫ ПОЧЕТНОГО ЗНАКА

24

«Ж

изнь

м

е

н

я

непло

хо

ведет»

Олег ЯНКОВСКИЙ:

– Не верьте ни одному

его слову! – улыбаясь,

прокричал мне через

весь зал Марк Рудин-

штейн, отец «Кинотав-

ра», уходя из Дома

актера, где мы встре-

чались с Олегом Янков-

ским, теперь уже веч-

ным неотразимым

Мюнхгаузеном для

большинства из нас.

Ведущий актер леген-

дарного Ленкома,

неисполнимая мечта

половины женского

населения бывшего

Союза, Кавалер Почет-

ного Золотого знака

«Общественное при-

знание» лукаво улыб-

нулся и выжидательно

посмотрел мне в глаза:

«С чего начнем.»

25

– Вы любите анализировать свои

поступки, чувства, ситуации.

– Да, конечно. Только внутри себя.

Публично – нет.

– А что Вам ближе – простые исти-

ны или возвышающий обман.

– Простые истины: «Все на круги

своя», «Что посеешь – то и пожнешь»...

Вроде прописные слова, но очень глубо-

кие. На них зиждется жизнь.

– Вы похожи на своего отца.

– Нет, я на маму больше похож.

– А сын на вас похож.

– Наполовину.

– У вас есть мужская дружба в се-

мье между поколениями.

– Думаю, могла бы быть более иде-

альной. Дело в том, что все мы занима-

емся одной профессией – и мой старший

брат, и сын, и каждый стремится к лидер-

ству – и тут всего очень много намешано:

и конституция человеческая, и нервная

система, и психика, и тщеславие, и само-

любие...

– А Вы умудрялись успевать быть

отцом, или Вас на это уже не хватало.

– У-у-у, куда Вас заносит... Нет, вот ес-

ли говорить о душе, о желании быть ря-

дом, то зачастую, когда был один, после

съемочного дня, в гостинице, конечно, все

мысли были о доме, о сыне. Но, безуслов-

но, этого мало, и детям всегда не хватает

нашего общения. А жизнь устроена так, что

состояться в профессии невозможно, не

занимаясь ей всерьез. А я ведь еще был ар-

тистом Саратовского театра, и утвердиться

артисту с периферии в столице, на этом ог-

ромном рынке, еще сложнее. Поэтому ког-

да предоставился случай и судьба повела,

то, конечно, все время было отдано про-

фессии. Но, тем не менее, в редкие часы,

которые я оказывался рядом с сыном, меня

оторвать от него было невозможно. Но, на-

верно, главная миссия родителя не в том,

чтобы все свое время посвящать ребенку, а

в стратегии воспитания.

– Расскажите, пожалуйста, о Ва-

шем любимом городе.

– Я родился в Джезказгане, но ска-

зать, что я его помню, и он был бы мне

родным, не могу. Долгое время я жил в

Саратове, вот к нему отношение трога-

тельное до сих пор. Время было нелегкое:

отца репрессировали, мы жили с мамой и

бабушкой, была такая неустроенность...

Но здесь прошло детство, здесь состоя-

лись первые шаги в профессии – в теат-

ральном училище. И в памяти остался да-

же не столько город, а какие-то его места

– двор, где жил, улица, где учился, и т.п.

И вот этот мирок, хранящийся в памяти,

энергетически меня подпитывает, заря-

жает. Еще был в моей жизни славный го-

род Минск, где тоже прошли первые ша-

ги на сцене Минского театра. Так что

юношеские годы у меня оказались раз-

бросанными по городам, и в каждом бы-

ло какое-то тепло, и каждому городу я

благодарен по-своему. Но самый люби-

мый, родной город, где мне хорошо, в

котором хорошо жить и хорошо возвра-

щаться, – это Москва. Я как-то органично

в него вошел, и у меня такое ощущение,

что, может, в какой-то другой жизни я

жил в Москве. Ее аура, энергетика, сумас-

шедший ритм, который многие считают

ее недостатком, мне близки. И сколько

бы я ни бывал за границей, в красивей-

ших местах, меня тянет домой, хотя не

могу сказать, что, вернувшись, я каждый

вечер гуляю где-нибудь в переулочках

Москвы. Но проезжая на машине, я все-

гда любуюсь, как Москва хорошеет, и ду-

маю: «Надо бы обязательно пройтись

здесь пешочком, не торопясь...» И с этой

мыслью... с этой мыслью...

– Проходят годы...

– Да! Но часто, зная, что могут быть

пробки, я выезжаю из дома пораньше и

делаю лишнее кольцо по тем любимым

московским улочкам, которые по пути, и

получаю большое удовольствие.

– А какие улочки у Вас любимые.

–... Так сложно сказать... Может, Вы

это сформулируете, объясните, почему

так бывает: можно получить шикарную

квартиру в самом лучшем районе, но там

тебе будет нехорошо...

– Наверное, оттого, что наша при-

вязанность к каким-то местам обус-

ловлена пережитыми, или наоборот –

не пережитыми там чувствами.

– Не только... Нет, что-то еще другое

есть... Мы в шутку говорим о Домовом, а,

может, это не шутки. Наверное, какие-то

точки на Земле, в которых нам хорошо,

определяются космосом, возможно, за-

висят от нашего знака зодиака... Можно

еще много чего наговорить, но почему-то

в одном шикарном престижном районе

тебе дискомфортно, а в другом, непри-

метном, – тепло и хорошо. Поэтому в

Москве я не могу выбрать какого-то од-

ного места, куда бы я приходил «подпи-

тываться» эмоционально. Их много. Ска-

жем, очень люблю свою набережную –

Фрунзенскую, где живу. Там какая-то

очень хорошая аура. Люблю многие ста-

рые московские переулочки...

– В каких отношениях Вы с техни-

кой.

– В ужасных, чудовищных!

– Но машину-то Вы водите.

– Это не есть отношения с техникой.

Кроме газа и тормоза я так, по большому

счету, ничего и не освоил... И не тянет...

Не моя стихия.

– А что Ваша стихия, кроме про-

фессии.

– Фантазия.

– И в чем она проявляется.

– Мое любимое времяпрепровожде-

ние – сесть где-нибудь в уличном кафе,

взять чашечку кофе и, глядя на то, что

происходит вокруг, воспринимать реаль-

ную жизнь и фантазировать по ее поводу.

Такое бывает и в машине, когда еду. Не

случайно же я выбрал такую профессию

(или она меня.), где фантазия необходи-

ма. Иногда фантазии мне мешают сосре-

доточиться на какой-то хорошей литера-

туре: натолкнувшись на интересную

мысль и дав толчок фантазии, я иногда

так далеко улетаю в своих мыслях, что не

сразу замечаю, что читаю дальше механи-

чески, уже не воспринимая, что прочел...

– Интересно, какой литературой Вас

можно увлечь так, что Вы зачитаетесь.

– Не могу сказать, что читаю трилле-

ры, урывая для этого каждую свободную

минуту. Я все-таки люблю «комфортно»

общаться с литературой. С литературой, в

которой есть четвертый, пятый план...С

литературой, которая подталкивает твою

фантазию, и ты начинаешь мысленно ри-

совать уже много чего... Такие книги у

Трифонова, например. Он меня очень ув-

лек в свое время... «Дом на набереж-

ной»... Я про этот дом могу нафантазиро-

вать больше, чем написал сам Трифонов.

Поскольку у меня тоже был репрессиро-

ван отец, и мне эта тема близка. Возвра-

щаясь к фантазии, добавлю, что, навер-

ное, поэтому же мне близки и картины

авангардистов. Не могу сказать что это

мое хобби, но у меня даже есть неболь-

В родном кругу кинематографистов:

«Свой среди своих»

В родном кругу кинематографистов:

«Свой среди своих»

ния своей личности. В России я чувствую

вес, ощущение своей личности, а там это

все исчезает. И ты не понимаешь, почему

же так дискомфортно. Оказывается, вот

почему... Оказывается, взгляды на тебя

другие... Оказывается, то внимание, кото-

рое ты заслужил по отношению к себе сво-

ей профессией, очень питает тебя. Оказы-

вается, это необходимая часть профессии.

И когда мы порой капризно возмущаемся,

что надоело вечно быть на виду, что мы

мечтаем, чтоб нас не замечали в толпе, –

это все неправда. Вот когда это все вдруг

исчезает (как это обычно бывает где-ни-

будь за границей), тогда сразу чувству-

ешь, как тебе этого недостает. И только в

Италии у меня было по-другому, потому

что туда я приезжал заниматься делом,

сниматься у Тарковского в «Ностальгии».

– Значит, Пушкин лукавил, когда

писал: «Что слава. Яркая заплата на

– Весной. Терпеть не могу эту длин-

ную сырую осень, когда темнеет в четыре

часа. Сейчас смотришь – девятый час, а

еще светло. А скоро и в одиннадцать бу-

дет светло! Глаз начинает гореть... К лету,

правда, привыкаешь... Но к концу его уже

начинает томиться душа, что еще не-

множко – и снова эта слякоть, темень в

четыре часа... В старой доброй Руси все,

кто подвержен осенней хандре, уезжали

подальше от этого в другие страны, мо-

жет, со временем и мы тоже сможем это

себе позволить... Осенняя депрессия, на-

верное, связана, опять-таки с характе-

ром, с профессией, это типично для лю-

дей искусства, которые воспринимают

жизнь всей своей нервной системой, ко-

жей, подкоркой...

– Что еще Вы не любите.

– Можно, как Высоцкий сейчас запеть

«Я не люблю, когда ...» И перечислить

КАВАЛЕРЫ ПОЧЕТНОГО ЗНАКА

26

шая коллекция русского авангарда дома,

которая подобралась как-то сама-собой,

когда я часто общался с художниками, у

меня немало друзей среди них, я бывал в

их мастерских. Кстати, у меня вообще нет

хобби в общепринятом смысле этого сло-

ва. Сказать, что я с нетерпением жду сезо-

на рыбалки или охоты, – этого ничего нет.

Но, оказывается, есть и увлечения другого

рода – находить интерес в мысленном

общении с самим собой, погружаться в

свои фантазии... Жаль, что мне Бог не дал

таланта писателя, а то бы я все это еще и

записывал – иногда прелюбопытные сю-

жеты рождаются... и умирают. Через не-

сколько дней пытаешься вспомнить, что ж

там так хорошо складывалось-то. Но нет.

Все вылетело из головы. Поэтому когда

кого-то удивляет, как же это он там так

сыграл, отвечаю: Да потому что нафанта-

зировал! Я очень люблю молчать в ролях.

По той же причине. Кстати, у нас хороший

разговор, спасибо Вам, мы никогда ни с

кем не говорили на эти темы – об анализе

своей актерской природы, профессии,

хотя об этом с годами все больше заду-

мываешься, но гонишь эти мысли от себя,

думая, зачем это нужно, когда есть теат-

роведы, критики, психологи, в конце-

концов – пусть они этим занимаются и ло-

мают головы, что же это за люди – актеры

и люди ли они вообще... Шучу. Конечно,

люди, и хотя они отлучены от церкви, но

это люди Божьей профессии.

– Бывало такое, что Ваша фанта-

зия Вам вредила.

– Иногда я боюсь фантазировать и

суеверно стучу по дереву. Потому что не-

сколько раз так было, что я подумал о

чем-то, а оно так и случилось.

– Как у Вас интересно сочетается

вся эта мешанина из гороскопов, суе-

верий, Бога, космоса и т.п....

– Да, действительно, но многое, как

мне кажется, имеет под собой какую-то

почву, поскольку была масса совпадений.

Но я не люблю, когда гадают, сам никогда

не гадаю, терпеть не могу передачу «Тре-

тий глаз» или что-то в этом роде, когда на

экране дьявольщина какая-то происхо-

дит.

– А Вы нет-нет смотрите телеви-

зор. Обычно люди творческие скеп-

тически относятся к телепрограммам,

не считая новостей.

– Я часто смотрю телевизор. Люблю

Ворошиловскую «Что, где, когда.», «О,

счастливчик» Диброва и еще ряд про-

грамм.

– Вы осторожный человек.

– Очень. Жизнь заставила. На съем-

ках фильма «Гонщики» шансов выжить

не было. И это было дважды. И когда я

после этого остался без царапины, то по-

нял, что это было предупреждение, и на-

до быть очень осторожным.

– У Вас есть любимая страна, кро-

ме Родины.

– Италия. Так сложилось, что я туда

приезжал не бедным родственником. Там

я впервые сформулировал для себя, что

же такое ностальгия. – Это потеря ощуще-

ветхом рубище певца...».

– Хотел бы я видеть лицо Александра

Сергеевича, если бы перед ним закрыли

двери в салон!.. Или просто он не был бы

желанным в каждом доме... Я б на него по-

смотрел! Не знаю, заплатка или не заплат-

ка слава, но его же перу принадлежит «Я

памятник себе воздвиг нерукотворный...»

– А, кстати, Вы свои фильмы може-

те смотреть.

– Некоторые не могу, а некоторые

смотрел так, что, поверьте, забывал, что

это моя картина. Это случилось с «Поле-

тами во сне и наяву», с Мюнхгаузеном,

куски в «Крейцеровой сонате»... Будто и

не я сделал.

– Вам везло на талантливых, зна-

менитых режиссеров, а кто из них Вам

наиболее близок.

– Боюсь кого-нибудь обидеть... Все

они разные, и все сыграли в мой судьбе

значительную роль – Басов, Карелов,

Авербах, Тарковский, Швейцер, Балаян,

Захаров...

– А в какое время года Вы себя

лучше чувствуете.

много чего.

– В таком случае, чего в Вас больше

– приятия жизни или единоборства,

разлада с ней.

– Нет, я все-таки как-то стараюсь

жить в ладу с ней. Да, многие творческие

люди часто конфликтуют не то, что с об-

ществом, системой или еще чем-нибудь,

а даже с самим собой. И это, кстати, мо-

жет рождать в художнике очень много.

Таким был Тарковский, например. К со-

жалению, он ушел очень рано, а вот ког-

да вдруг стало все разрешено – как бы он

себя чувствовал... Я все-таки другой про-

фессией занимаюсь – она авторская, но

не в той степени, как писатель, компози-

тор, режиссер... Актер же выполняет чью-

то установку, волю, да. Я сформулировал

для себя одну из необходимых позиций

артиста, с которой, может, некоторые

мои коллеги и не согласятся: это умение

«принадлежать». Как это было у тех, кто

снимался у Тарковского, например. У не-

го же авторское кино (он ведь все про се-

бя всегда снимал!), и моя задача как акте-

ра – почувствовать: что же тебя мучает,

«Как хорошо быть Кавалером!»

Андрей Арсентьевич. Как это передать.

То же было и с Толей Солоницыным, Ри-

той Тереховой. Так складывался круг

«его» актеров, которым удавалось «по-

чувствовать» режиссера, и поэтому ему

удобно было с ними работать. Это не зна-

чит, что они теряли свою индивидуаль-

ность, это другое.

– Что Вам ближе – море, лес, горы.

– Средняя полоса России. Море я

люблю – смотреть, любоваться морской

гладью. Но такого, чтоб заплыть подаль-

ше... мне это не доставляет удовольствия,

хотя я и «рыба» по гороскопу. Глубина по-

до мной, тайна того, что нами еще не из-

ведано, меня как-то «сжимает». В бассей-

не, когда знаю, что до дна могу достать, я

чувствую себя как-то комфортнее...

– У Вас есть любимые животные.

Кто-нибудь живет в Вашем доме.

– Обожаю собачек, но нам с ними не

везет, погибали они ужасно. Пока не мо-

жем пересилить себя и новую не заводим.

Сейчас у нас живет очаровательный кот

Джаз, черный, с зелеными глазами, такая

маленькая «пантера». До его появления

кошек я не понимал и не замечал, но те-

перь вижу: космическое животное! И лас-

ку он иногда так царственно подарит!..

– Я знаю, Вы сейчас снимаете

фильм как режиссер. Зачем Вам это

нужно.

– Вот! Хорошая мысль: зачем мне это

нужно. Если б мы делали всегда то, что

нам нужно... Скажу честно, что я всегда ду-

мал о режиссуре, а с годами почувствовал,

что наступает какой-то период созидания.

Думаю, что этой профессии научиться

нельзя, и тому много примеров, когда лю-

ди из актеров становились блистательны-

ми режиссерами – Марк Захаров, Юрий

Любимов. Я не хочу проводить параллели

с собой, но мне тоже захотелось попробо-

вать себя в новом качестве. А, надо ска-

зать, меня к этому долго подталкивали – и

Марк Анатольевич в том числе, который

27

не раз предлагал мне, и другим актерам

что-нибудь поставить в театре. Но до сих

пор так никто и не рискнул это сделать, по-

тому что настолько яркая стилистика и по-

черк у Захарова, он создал такой сильный

театр, что «замахнуться на Вильяма наше-

го, на Шекспира» просто не хватает духу. В

БДТ времен Товстоногова было то же са-

мое. А с кино получилось очень интересно.

Я шага не сделал, чтобы родился этот про-

ект. Я не то, чтобы не спал ночами, думая,

какой бы сценарий поставить. Или искал

деньги на постановку... Такого не было.

Это просто стечение обстоятельств. А по-

скольку жизнь меня неплохо ведет, я это-

му сопротивляться не стал.

Все началось со звонка Михаила Агра-

новича: «Олег, ты пьесу Птушкиной «По-

ка она умирала» во МХАТе видел.» – «Ви-

дел». «Как тебе.» – «Забавно». «Есть воз-

можность снять по ней фильм». Так нео-

жиданно начались наши «Рождественские

грезы», как будет называться эта картина.

Очень добрая, человеческая история, ка-

ких сегодня не хватает. Если бы мне пред-

ложили дебютировать с каким-то концеп-

туальным сценарием, я бы, наверное, и не

рискнул это делать, а то, что история неза-

тейлива, рассчитана всего на четырех ге-

роев, в данном случае хорошо. В резуль-

тате я играю и режиссирую, а Михаил Аг-

ранович – снимает как оператор и тоже

режиссирует. У нас играют замечательные

Екатерина Васильева, Ирина Купченко и

актриса Ленкома Наталья Щукина. К лету

мы планируем закончить съемки, а пре-

мьера намечена к Новому году.

– Как же это можно совмещать с

Вашей основной работой – ведь съем-

ки, как правило, поглощают режиссе-

ра целиком.

– Не знаю. Может, мы с вами встре-

тимся еще, когда закончатся съемки, и

тогда я расскажу, как это все было. А пока

– не знаю. Это как учиться плавать...

С женой и сыном на «празднике жизни»

С женой и сыном на «празднике жизни»

На съемках «Рождественских грез»

режиссер Янковский в прямом и

переносном смысле сдувает пылинки

с собственного внука, дебютирующего

в дедушкином фильме.