КАВАЛЕР ПОЧЕТНОГО ЗНАКА

58

– Сергей Николаевич, чтобы понятно было, как говорят,

откуда ноги растут, расскажите, пожалуйста, в какой Вы се-

мье выросли.

– В нашей семье шестеро детей: у меня еще три брата и две

сестры. Отец – мастер лесозаготовок, начинал с простого лесни-

чего и дошел до начальника участка. Мать – учительница на-

чальных классов. За долгое время работы получилось так, что к

ней в класс пришли уже внуки ее первых учеников.

Мы жили на севере Свердловской области, в маленьком по-

селке, и было ясно, что перспективы для дальнейшей жизни там

нет никакой. Подошло время, и братья все поступили в техни-

кум, и когда наступил мой черед, то моя дорога, в общем-то,

была предопределена: идти за ними в техникум, быть всем вме-

сте. Но я уже тогда увлекался театром и хотел поступать в Сверд-

ловское театральное училище. В то время туда можно было по-

ступить после 8 класса и параллельно заканчивать десятилетку.

Но папа не разрешил мне заниматься этим, как он выразился,

«безобразием», на его взгляд, это была не профессия, и я вы-

нужден был пойти в техникум.

– А откуда пробудился интерес к театру.

– В школе был драмкружок, к которому я как-то сразу с пер-

вого класса пристрастился. Да потом, как вы понимаете, сын

учительницы не мог отказаться от участия в самодеятельности. И

я с большим желанием в ней участвовал, тем более все там бы-

ло костюмировано, необычно, заманчиво. Для меня это был на-

стоящий праздник! «Муха-цокотуха» – я играю паука. Мама

сшила мне костюм, сзади приделала охотничью торбу, чтобы

было похоже на горб, с нее свисали какие-то паутины, мешая

мне двигаться. Видимо, я как-то показался, и с 3 класса меня

уже во взрослый кружок взяли. Там у меня была роль бомжую-

щего мальчишки-хулигана, беспризорника, воришки, который

лазил по квартирам и оказалось, что он залез в квартиру своего

отца, который бросил их семью.

У нас в доме часто бывали гости, и папа с мамой вместе с ни-

ми пели хоровые застольные песни. Это способствовало моему

раннему увлечению музыкой, мне хотелось играть на инстру-

менте, петь.

– А как в театральное училище попали.

– В принципе я уже в 7 классе понял, что буду режиссером. Но

сначала, как положено, окончил техникум, получил профессию,

отчитался перед папой, сказав ему: ты мне дал образование, спа-

сибо тебе. Потом я отслужил два года в армии и уже сам мог ре-

шать свою судьбу. Демобилизовавшись я предпринял попытку

поступить в ГИТИС на режиссуру к Марии Осиповне Кнебель, но

потерпел фиаско, так как не был достаточно подготовлен. При-

шлось вернуться опять в Свердловск, где я, чтобы не потерять

время, поступил в театральное училище на актерское отделение,

потому что режиссеру просто необходимо знать эту профессию.

Но я не сомневался в том, что на следующее лето обязательно

снова поеду в столицу поступать на режиссерский факультет ГИ-

ТИСа. Но этого не произошло, то есть я ездил в Москву, но уже по

другим задачам: смотреть спектакли. Это я делал и в зимние ка-

никулы, и в летние, был в курсе того, что происходит в столице.

А случилось следующее: на курсе в Свердловске я встретил-

ся с замечательным педагогом – Василием Константиновичем

Козловым. Ну, я не знаю, что это – удача, судьба, везение. Ког-

да я раньше говорил, что хочу быть артистом, режиссером, то

все надо мной смеялись: «Посмотри на себя, есть ли у тебя та-

лант, чем ты доказал это, а если ты даже поступишь, то где и кем

ты будешь работать, в каком-нибудь задрипанном театрике

Б

Р

А

В

О

,

А

Р

Ц

И

Б

А

Ш

Е

В

!

59

произносить «Кушать подано!», посмотри на себя, ну какой из

тебя артист». Я не спорил, так как доказать обратное не мог, но в

себя всегда верил. А между мной и этим человеком будто искра

пробежала, между нами установилось такое доверие, единение,

что порой необязательно было прибегать к помощи слов. Те экс-

перименты, которые я ему подбрасывал, он подхватывал, раз-

вивал дальше, давал какой-то аванс по ролям, ведь я по своему

амплуа был комик-буфф. Но какой актер будет себя ограничи-

вать в чем-то, да. Есть немало примеров, когда актеры замеча-

тельно играли и драматические роли, и комические, то есть раз-

ноплановые, ведь каждому хочется себя попробовать в разных

ипостасях. Поэтому для меня этот человек очень много значил.

Еще когда я учился в техникуме, то, сидя в библиотеке, само-

стоятельно изучил все направления и системы, наследие Стани-

славского, Вахтангова, Таирова, Брехта и т. д. Из всего освоен-

ного я как бы прочувствовал и понял, что и Станиславский, и те-

атр МХАТ – это фундамент, основа, самое ценное и дорогое, на

чем надо строить...

– И Вы решили от Козлова в Москву не ехать.

– Естественно, я сказал себе, что должен пройти с ним весь

путь. Но, отучив нас два с половиной года, после инфаркта Васи-

лий Константинович скончался. Он, видимо, понимал, так как ин-

фаркт у него был уже не первый, что все может произойти в лю-

бой момент, поэтому написал перед смертью письмо, где выска-

зал какие необходимо на курсе поставить спектакли, распреде-

лил роли. Скажем, в «Живом трупе» хотел, чтобы я сыграл Федю

Протасова. Перед этим он мне как-то сказал, он, наверное, это

всем говорил, что в нашем деле многое значит случай, но к нему

надо быть готовым. Также сетовал на то, что у меня большое не-

соответствие внутренних и внешних данных, и не каждый режис-

сер рискнет попробовать со мной роль, на которую я способен,

поэтому советовал найти своего режиссера. Допустим, как Ефре-

мов и Евcтигнеев, когда дружба, доверие, вера друг в друга мог-

ли приводить к колоссальным успехам и результатам. В то время,

когда он мне все это говорил, про себя-то я уже знал этого режис-

сера, который мне верит, любит и доверяет – это я сам.

Не объявляя Учителю, втайне от него, я уже готовил режиссер-

ский спектакль на курсе – хотел сделать ему подарок, но не успел.

Он скончался 5 апреля, а 25 апреля состоялась премьера этого

спектакля – «Антигона» Жана Ануя. С тех пор и началась моя ре-

жиссура. Тот спектакль вошел в дипломную декаду, потом было

еще несколько. Это вообще уникальный случай. Представьте се-

бе: неожиданно умирает художественный руководитель курса, а

нас на нем было немало – человек 25, причем это происходит в

самое ответственное время, когда впереди еще год учебы, но уже

пора ставить дипломные спектакли, организовывать программу,

готовиться к распределению. И вдруг, а вернее не вдруг, так как я

изначально был лидером в училище, курс в полном составе заяв-

ляет директору и завучу, что нам не надо руководителя, он у нас

есть – это Арцибашев. Нонсенс. Сам еще студент, да в художест-

венные руководители курса. Дело чуть не дошло до скандала, но

тем не менее так оно и случилось. И работа на нашем курсе была

поставлена таким образом, что помимо 4 дипломных спектаклей

мы самостоятельно сделали еще столько же. Все они вошли в дип-

ломную афишу и были высоко оценены приемной комиссией.

Через 4 года я опять поехал в Москву и попал опять к Марии

Осиповне Кнебель, к которой не поступил столько же лет назад.

Видно, это судьба, возможно, кроме нее, я ни у кого и не смог бы

учиться. Тем более, что на 1 курсе у меня возникли сложности и был

такой момент, когда я чуть не ушел или меня «не ушли». Но благо-

даря ей вся эта ситуация смикшировалась, смягчилась. Мария

Осиповна смогла и меня убедить, и других, что надо еще попробо-

вать. А дальше как-то так получилось, что я стал бессменным ста-

ростой, и она в четверке лучших своих студентов выделяла и меня.

– Что за студенческие годы наиболее отложилось в па-

мяти.

– Отложилось многое. Ну, во-первых, педагоги в ГИТИСе и в

первую очередь Мария Осиповна, общение с ней, несмотря на

то, что она часто болела. Все это оказывало на меня просто ко-

лоссальное воздействие. Представляете, человеку 80 лет, а ты

еще молод и говоришь: «Такое отчаяние порой охватывает, а вот

Вы прожили такую длинную жизнь: как же Вы выживали. Чем же

Вы занимались. Ну, чем занимались это понятно, надо было ра-

ботать, надо было выживать, но сейчас ведь тоже трудное вре-

мя, в том числе и у Вас: и переломы, и болезни, что Вас держит.

«Самосовершенствуюсь», – отвечает. В 80 лет человек продол-

жает самосовершенствоваться! А нам чем заниматься. И снова:

«Самосовершенствоваться». Понимаете, это все глубинные ве-

щи, которые оставляют большой след в душе. Они, может быть,

и просты на первый взгляд, но для меня очень важны и по сию

пору. Эти люди уже ушли, осталась только память о них, но по

ним сверяешь собственный путь, особенно в творчестве: а вот

Ж.-Б. Мольер.

«Кабала святош»

Сергей Николаевич АРЦИБАШЕВ

Родился 14 сентября 1951 г. в пос. Калья Свердловской об-

ласти; в 1976 г. c отличием окончил актерский факультет

Свердловского театрального училища, курс заслуженного

деятеля искусств Узбекской Республики В.К. Козлова,

в 1981 г. – с отличием режиссерский факультет ГИТИСа

им. Луначарского (ныне РАТИ), курс М.О. Кнебель.

Начиная с 1980 г. проработал с Ю.П. Любимовым

и А.В. Эфросом в качестве режиссера и актера Театра на

Таганке до июня 1989 г. С 1989 по 1991 год – главный ре-

жиссер Московского Театра Комедии. С сентября 1991 го-

да – основатель и художественный руководитель Рос-

сийского Государственного Театра на Покровке.

Заслуженный деятель искусств РФ; Лауреат премий

И.М. Смоктуновского и «Золотая маска»; Лауреат Госу-

дарственных премий России за постановку спектаклей

классического репертуара 1996, 2000 гг. (за постановку

спектакля «Женитьба» по Гоголю); Кавалер Золотого

Почетного знака «Общественное признание»; имеет бо-

лее 20 киноролей.

КАВАЛЕР ПОЧЕТНОГО ЗНАКА

60

детей – через все градации –

до пенсионеров. Да, многим

нравится бывать у нас, они

приходят и на следующий

спектакль, некоторые смотрят

по несколько раз одну и ту же

постановку. Большей частью

вижу интеллигентных людей.

Я вообще считаю, что если

зритель идет в театр, то он

идет уже распахнутый, в на-

дежде с чем-то встретиться,

что-то получить. А моя ответ-

ственность заключается уже в

том, что в эту, образно говоря,

топку бросить. Либо угождать

зрителю, лебезить перед ним,

либо вместе с ним совершить

творческий акт. Моя задача

как раз и состоит в том, чтобы

создать такую атмосферу, так

построить действие, чтобы

зритель сам начал творить.

Как-то после спектакля «Ре-

визор» мы остались и обща-

лись со зрителями. И вот один

из них, по профессии фарма-

цевт, будучи в восхищении от

увиденного, сказал: «Я знаю

«Ревизора» еще со школьной

скамьи, видел его в разных те-

атрах, а вот сейчас, после ва-

шего спектакля, у меня в голове

или в душе что-то поверну-

лось. Вот Арцыбашев может

взглянуть на хорошо всем из-

вестное таким образом, что это

бы такая возможность, я бы по-

ехал в какой-нибудь театр, а

режиссерские курсы закончил

бы заочно. Причем, меня не ин-

тересовал уровень театра, вол-

новало только то, чтобы мне,

актеру, разрешили ставить

спектакли. И таких несколько

предложений было, но мне хо-

телось работать со своей груп-

пой, а когда это не получалось,

тогда я отходил в сторону. Ког-

да я учился в Москве, у меня не

было амбиций и претензий, как

у многих молодых режиссеров,

чтобы где-то в столице заце-

питься, остаться. Я знал, что ме-

ня ждет в Свердловске главный

режиссер театра Александр

Львович Соколов, который у

нас в училище ставил диплом-

ный спектакль. Перед моим

отъездом в столицу он сказал

мне: «Сережа! Для тебя место

всегда будет забронировано».

И держал долго это место, пока

после 4 курса я не оказался сра-

зу в 2 театрах в Москве: я ставил

спектакль в Театре Советской

Армии – сказку «Стрела Робин

Гуда», и меня, еще студента,

пригласил к себе на Таганку

Юрий Петрович Любимов. И

когда оказалось, что у меня уже

две афиши в Москве, тогда Со-

колов понял, что он меня уже не

дождется. И это соответствова-

– Что для Вас театр.

– Для меня театр – храм.

– Я подозреваю, что Вы дома бываете редко, а большая

часть жизни проходит именно здесь...

– Первые пять лет я вообще просто жил в театре, так как у

меня на тот момент практически не было никакого жилья: 24 ча-

са на работе, представляете. От этого можно было сойти с ума.

Собственно говоря, и сейчас домой приходишь только за тем,

чтобы переночевать.

– Вы верующий человек.

– Я верующий, но не тот, который посещает церковь. Я счи-

таю, что храм в самом тебе, в твоей душе. Я верю, что что-то та-

кое есть, перед чем надо будет держать ответ.

– Кто Ваш зритель и какого зрителя Вы хотели бы ви-

деть на своих спектаклях. Насколько я понял, у Вас

много завсегдатаев, то есть вокруг театра образовалась

как бы своя публика...

– Я рад тому, что зритель в нашем театре разноплановый: от

ло действительности, потому что после выхода спектакля на Таган-

ке поступило очень много предложений на постановки. Но я был

настолько потрясен тем, как меня принял Любимов, дав возмож-

ность поставить в своем театре мои студенческие работы, что ни о

каких других предложениях не могло быть и речи.

– Однако давайте вернемся в сегодняшний день: от че-

го Вы устаете.

– От работы, от творчества не устаешь, тем более когда в кон-

такте с людьми, с которыми приятно трудиться, друг от друга за-

жигаешься, друг друга подпитываешь, поэтому усталости не заме-

чаешь. Только ночью она на тебя наваливается. Больше всего раз-

дражают повседневные, рутинные, административно-хозяйствен-

ные дела, которые просто растаскивают, физически опустошают

тебя. Понятно, что их тоже надо решать, но только настроишься на

что-то – а ведь ты находишься в определенном состоянии, потому

что должен зажигать артистов, подбрасывать им какие-то идеи –

и вдруг тебя поминутно из этого состояния выбивают...

становится другим, не меняя своего существа. А почему я сижу на

работе и уперся в уже заданное годами. Почему я такой, елки-

палки. Почему я только так привык жить.».

– Это как бы ответные токи...

– Конечно. Вот я и пытаюсь разбудить творческую природу.

Еще ведь и сверху дополнительная информация поступает. Мы

только посредники, как в храме. В храме, но другом. Я последо-

ватель того русского классического хода, когда «чувства добрые

я лирой пробуждал», хотя это и мучительно, и трудно и, может

быть, не своевременно. А вот Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоев-

ский – это мое. В театре можно много людям доброго сказать.

Самосовершенствуйтесь, самосделайтесь...

– У меня нет сомнений в том, что Вы своими спектакля-

ми возвращаете изначальное понятие о добре, любви,

справедливости...

– Мне бы хотелось того, о чем вы говорите, но это очень

трудно. Спектакли, конечно, все настроены на зрителя. И нет

как бы он, она сказала, подумала, среагировала. Это планка, до

которой хочется дотянуться и которая все время поднимается.

Поэтому забыть это нельзя. Немало я почерпнул и у замечатель-

ного педагога – Натальи Алексеевны Зверевой. Помимо этого

была уникальная возможность бегать и смотреть замечательные

репетиции Хейфица, Любимова, Эфроса; это также незабывае-

мые впечатления – участвовать при процессе создания спектак-

ля: не на прогоне, не на спектакле, а именно на репетиции.

– А потом судьба так сложилась, что с этими корифеями

Вы стали вместе работать...

– Да, мне в этом смысле повезло, я попал к тем людям, кото-

рые были кумирами для меня.

– То есть к выпавшему случаю Вы оказались подготов-

ленным.

– Абсолютно точно. Я с детства был уверен, что у меня будет

свой театр. Еще в Свердловске мне стало понятно, что я в состоянии

собрать коллектив, организовать его, заставить сделать что-то по-

моему, как-то все это срежиссировать. После училища, если была

61

ничего странного в желании, чтобы эти затраты получили обрат-

ный адрес, правда. И не только в виде аплодисментов.

– Это как наркотик.

– Нет, это не наркотик, для меня во всяком случае. Это пред-

назначение. Я преодолеваю свои муки, невзгоды, неудовольст-

вия, какие-то неполадки в коллективе, разногласия, боль, уста-

лость, раздражение, при этом я для многих не подарок, у меня

высокие требования и к себе, и к окружающим. Поэтому я не мо-

гу быть мягким, хотя, как мне кажется, я мягкий человек и многое

прощаю людям. Но я должен соответствовать той творческой

планке, которая стоит надо мной и которую я, может быть, никог-

да не достигну, но к этому надо стремиться. Я не могу останавли-

ваться, и если такое происходит, то это для меня мучительно, я

сильно переживаю. А потом, когда видишь глаза зрителей во

время спектакля, какими они вошли и какими выходят...

– Вы и во время спектакля это ощущаете.

– Конечно, и это самое главное, и сложное. Это и большая

работа самих зрителей. Я понимаю, как им тяжело, ведь я же

успех. Но мы только сейчас получили за него Государственную

премию, до этого ни в одной номинации не фигурировали, хотя

было мнение, что это лучший спектакль сезона 1997 года.

– А теперь хотелось бы перейти от Гоголя, говоря слова-

ми героя Евстигнеева из «Берегись автомобиля!», на кото-

рого Вы, кстати, очень похожи (я имею в виду Евстигнеева),

так сказать, к Вильяму нашему, Шекспиру. Гамлета Вы

представляете как бы в двух ипостасях, а Розенкранц с

Гильденстерном у Вас на одно лицо, так как их играют бра-

тья-близнецы Виктор и Вадим Яцук – это что-то новое...

– Что касается сходства с Евстигнеевым, то не вы первый мне

об этом говорите. Если все так, то это для меня большая честь. А

прием с братьями-близнецами я использую и в «Ревизоре», где

они играют Добчинского с Бобчинским. И хотя эти вещи лежат на

поверхности, но, по крайней мере, такого действительно не бы-

ло. Это просто так мне повезло, когда к общей картине добавил-

ся еще один нестандартный мазок.

МХАТа иронизируют, смеются, хотя во всем мире это непререкае-

мые святыни. А мы со своим нигилизмом и таким вот негативным

отношением еще и едем за границу преподавать Станиславского...

– Вы задействуете актеров и из других театров.

– В спектакле «Женитьба» по Гоголю. Это мой ответ антре-

призам, которые стали нарождаться, утверждаться, но имеют

очень низкий художественный уровень. Я решил сделать ант-

репризный спектакль, но только не на бульварных несерьез-

ных материалах, которые, мягко выражаясь, разрабатывают

темы ниже пояса, а на классическом примере. Но сначала во-

обще была грандиозная идея. Шел 1995 год, в мире все так бы-

ло тревожно, не говоря уже о собственной стране. И тут появ-

ляется мысль: а что, если невестой будет Россия, и играть ее

будет артистка из России, а женихов собрать со всех континен-

тов – взять американца, немца, француза, араба т. д., то есть

сделать такой международный спектакль по Гоголю, и чтобы в

нем играли самые популярные в своих странах артисты. Ну, по-

нятно, что это чисто практически трудноосуществимая идея. И

я подумал: не получается в мировом масштабе – сделаем в

СНГовском. Невеста – опять-таки Россия, а женихи из разных

государств. Но стало ясно, что и это тоже утопия. Тогда я решил

ограничиться одной Москвой, взять актеров на роли из разных

театров и сделать такой объединяющий всех спектакль. Но, к

сожалению, и здесь в руках оказалась только дырка от бубли-

ка. Захотелось крикнуть: «Где ты, спонсор, ау.!». Дело в том,

что, когда я обратился к артистам, которые мне были интерес-

ны, – во МХАТ, Ленком, театр им. Маяковского, на Таганку, –

встал вопрос о деньгах, так как платит антреприза. А я же не

антреприза. В результате, благодаря тем моим друзьям, кото-

рые откликнулись на мой призыв и стали работать просто за

идею, без денег, и удалось сделать этот спектакль.

– После просмотра «Женитьбы» академик С. Григорян в

Книге отзывов оставил такую запись: «Это был большой

глоток чистого воздуха среди информационного кошмара,

в который мы все погружены».

– Этому спектаклю уже пять лет, и он действительно имеет

начинаю общаться, что-то, может быть, корежить в них, так как и

со зрителем должна происходить работа. Помните: «Душа обяза-

на трудиться,/ И день и ночь, и день и ночь». Зритель пришел к

нам отдохнуть, развлечься, а тут его заставляют работать, а ему

это, может быть, не нравится. И тем, кому это не нравится, они,

понятно, к нам в театр больше и не придут, потому что тут надо

немножко с собою поработать, в чем-то в себе покопаться, в чем-

то себе признаться. Себе ведь мы прощаем многие вещи, поэто-

му не каждому и хочется даже самому себе признаться в каких-то

своих пороках, недостатках. А это необходимо, чтобы знать сво-

их врагов. У нас исповедальный театр. На том и держимся.

– Как говорила Кнебель...

– Да, надо самосовершенствоваться. А самосовершенство-

вание через что может происходить. Через творческое состоя-

ние в том числе. Не зря же говорят – творец, да.

– Какой Ваш прогноз на будущее театра. Нынче в моде

антрепризы...

– Достижение Русского театра ХХ века – это репертуарный те-

атр, и будет глупо, если мы наши достижения, перевернувшие по-

нятия о театре, театральном искусстве, сами же и похороним. Вре-

мя, наверное, диктует какие-то свои правила, но надо быть очень

осторожными. Разрушать все научились, на это труда не надо.

– И ума...

– Ума тем более. Труда может быть еще физического надо,

чтобы взять кувалду и ударить. А ума, чего уж там... Сделать же

что-то серьезное, значительное, красивое – на это нужен и ум, и

труд, и соображение.

– Вы счастливый человек.

– Ну, конечно, счастливый. Хотя, как и у каждого человека, у

меня есть и свои болячки, и заморочки, и свои невзгоды, и свое от-

чаяние. Но ведь это отчаяние или усталость от того, что я занима-

юсь любимым делом. А представляете, если бы было наоборот.

Поэтому говорить, что это легко... нет, это мучительно трудно, тем

более идя таким путем, который не моден сегодня и по всем стать-

ям размазывается, когда при упоминании имени Станиславского,

«Надежды маленький оркестрик»

Мужчина – С. Арцибашев,

Женщина – Н. Красильникова.

Новелла С. Злотникова «Два пуделя»,

Театр на Покровке

«Надежды маленький оркестрик»

Мужчина – С. Арцибашев,

Женщина – Н. Красильникова.

Новелла С. Злотникова «Два пуделя»,

Театр на Покровке

Н.В. Гоголь.

«Женитьба»

Н.В. Гоголь.

«Женитьба»

Фото: В. Ахломов

КАВАЛЕР ПОЧЕТНОГО ЗНАКА

62

В. Шекспир.

«Гамлет»

таки другой язык, им что надо:

чтобы что-то летало, плавало,

кидалось, плевалось... Но тем

не менее на этих классических

спектаклях они снимали науш-

ники, причем в массовом по-

рядке, и смотрели и слушали

без перевода и, что самое инте-

ресное, все понимали.

– Спектакль шел на рус-

ском языке.

– Конечно. К примеру, по-

казываем в Каире «Месяц в де-

ревне». Кто там знает Тургене-

ва. Я только перед началом

вышел и объяснил: кто есть

кто, кто кого там любит, кто ко-

го ненавидит, и все. Пять минут

– моих объяснений и два с по-

ловиной часа – спектакль. Си-

дят эти арабы и плачут. Чего

это вдруг. Как они понимают.

(Для справки. Этот спектакль

на фестивале в Каире увидел и

влюбился в него Ришар Мартен

– актер, режиссер, директор

Театра Турски в Марселе и

пригласил Театр на Покровке к

себе на гастроли. В 1996 году из

тех гастролей в Марселе ро-

дился новый фестиваль рус-

ского театра.)

В Германии «Три сестры»

показывали. Они что текст

понимают. Но встают, где на-

до, садятся, где надо, поют,

но произойти, если Шекспир

второй раз его из забвения вы-

водит... Вот тогда мне и показа-

лось, что этот Дух вошел вмес-

те с отцом в Гамлета, произош-

ло преображение: он стал ум-

нее, сообразительнее, филосо-

фичнее, его стали волновать

совершенно другие вопросы.

Помните, как после встречи с

Духом он говорит: «Порвалась

дней связующая нить,/ Как

мне обрывки их соединить», то

есть его задача соединить. Он

пытался так вести себя с Клав-

дием, с Полонием, с друзьями,

но все предают, предают, пре-

дают. С матерью... и мать пре-

дает. И совершается убийство.

У меня так спектакль сделан,

что не сам Гамлет, а Королева

убивает Полония. Просто он

толкает Королеву, а у нее в ру-

ках нож. Но это не столь важно,

так как сам факт убийства при-

сутствует. Как раз тут появляет-

ся второй раз призрак. И раз-

думывающий, философствую-

щий, рефлексирующий Гамлет

уходит, остается молодой, ко-

торый начинает резать и стано-

вится похожим на того же Ла-

эрта, мстящего за своего отца.

И уравнивает себя с ним. К

этому моменту в нем уже про-

изошел слом, и даже Бог бы не

– Поэтому надо воспринять, что это есть, а дальше выбирай,

куда ты движешься, на что работаешь. Я выбрал творчество, ра-

ботать на добро, как бы это было не модно сегодня. А может

быть надо играть на других вещах, которые более конъюнктур-

ны. Но я выбрал трудный, мучительный и для меня единствен-

ный путь. Пока стою на этом. Я не знаю, что произойдет завтра,

послезавтра. Это не пустые слова для меня, это моя работа. И это

именно то, о чем я рассуждаю с актерами, что пытаюсь внедрить

в них. И мое счастье в том, что пока есть возможность так рабо-

тать, хотя часто меня посещают совсем другие мысли...

– Например, а не сделать ли мне эдакий дивертис-

мент. На худой конец, можно перекувыркнуться, как

«рыжий» на арене цирка на Цветном бульваре...

– Вот-вот. Меня как-то во Франции, где мы были на гастролях,

спросили: «А почему у вас так мало декораций. Почему так блес-

ток мало.». Я отвечаю: «А чтоб не отвлекали от основного». Глав-

ное – это должен быть контакт «человек + человек», а обертка эта,

она может быть, может не быть. Ну, французы – это понятно, все-

С Гамлетом гораздо сложнее. Хотя, собственно говоря, идея-

то была заложена еще в стихотворении Владимира Высоцкого

«Мой Гамлет». Там есть замечательные строки: «Но я себя убий-

ством уравнял / С тем, с кем я лег в одну и ту же землю». То есть,

когда Гамлет дошел до убийства, победителя-то нет. Здесь при-

сутствует один момент: когда человек, пообщавшись с нечто за-

предельным, с призраком отца, с Духом, должен вернуться дру-

гим. С Духом – что это такое. Даже в книге Моуди «Жизнь после

смерти» люди, которые возвращались как бы с того света, пере-

жив клиническую смерть, становились другими. Этот момент

всегда как-то упускался. Пообщался – и что. Что с ним произош-

ло. А то, что Гамлет стал неузнаваем и внутренне, и внешне. По

тексту пьесы что-то случилось с человеком, произошел какой-то

переворот. Стоит только посмотреть монологи до этого и в этот

период. К тому же Дух является два раза. Казалось бы, один раз

сообщил, что хотел, и мог бы больше не появляться, но он прихо-

дит еще раз. Это для меня стало загадкой: а зачем во второй раз.

Чтобы Гамлет не медлил, подтолкнуть его. Нет, тут что-то долж-

справился в это время, Гамлет уже сделал свое дело. Да и спра-

виться было бы тяжело, безнадежно... Мне хотелось выделить,

что Гамлет герой тогда, когда он сомневается, размышляет, фи-

лософствует (понятие «гамлетизм» – в этом), а не в момент

мщения и резни, когда он обычный мститель.

Почему Гамлет. Да потому что нам каждый день, каждую ми-

нуту приходится делать выбор. Сижу сейчас с вами и передо мною

выбор: какие слова сказать – какие не сказать. обидеть кого – не

обидеть кого. кого назвать – кого не назвать. Постоянный выбор.

Дальше уже зависит от цели: куда. Я ведь это говорю не просто так

для беседы или для того, чтобы показать, какой я умный и серьез-

ный. Это мой процесс работы. Я взял Достоевского – идет война

между добром и злом. Поле битвы – сердца людей. Ну, так сказал

Достоевский. Я это разделяю. Да, идет борьба добра со злом.

Дальше мы выбираем: за что мы. что перевешивает на весах – до-

бро или зло. Они будут существовать вечно – это жизнь, одно не

может исчезнуть, если есть другое. И тут не надо паниковать.

– Не было бы зла, мы не знали бы, что такое добро.

танцуют – там так задумано, что можно потанцевать. Ну, ду-

маю, как же они сядут, не зная реплики, после которой надо

садиться. Мы же по-русски играем, без перевода. Там, где

надо, там и сели. И смеются там, где надо, также как и в

Москве. Как это происходит. Не знаю.

– Банальный вопрос: планы на будущее.

– Планы те же – классика. Хотя, если появится что-то интерес-

ное из современного материала... Понимаете, современность хо-

роша, когда она совпадает с твоими поисками, мироощущением.

А напоследок я скажу, точнее, приведу несколько высказыва-

ний благодарных зрителей, оставленных ими в Книге отзывов:

«Потрясающе! Никогда не думала, что классика может звучать

так современно» (о спектакле «Ревизор»). «Блестящий спектакль!

Ни одной слабой или пустой линии или сцены. Восхищаюсь ре-

жиссером. Отличная работа!» (о спектакле «Ревность»). «Как все-

гда, все замечательно. Браво, Арцибашев!» Театр рук (о спектак-

ле «Гамлет»). Бурные, продолжительные аплодисменты...

Анатолий МАЛЮГИН

Фото: В. Строковский