ПОРТРЕТ КРУПНЫМ ПЛАНОМ
28
Вячеслав ИГРУНОВ:
«Я ВСЮ
ЖИЗНЬ
САМ
СОЗДАВАЛ
КОМ
АНДУ»
– Вячеслав Владимирович, Вы
были в свое время диссидентом,
почему вдруг в юные годы Вы пош-
ли против власти, против общего
мнения.
– Что меня подтолкнуло к тому,
чтобы ступить на данную стезю.
А очень просто: мир казался мне не-
соответствующим тем идеалам, ко-
торые в меня вкладывали родители,
школа. Чувствовалось явное проти-
воречие между государственной
идеологией, этикой и тем, что я на-
блюдал вокруг. Это вызывало во
мне протест. Я не хотел жить в та-
ком аморальном мире, в котором
жил.
– Что именно раздражало Вас
в общественном устройстве.
– Меня поначалу не столько инте-
ресовала политика, как таковая, или
государственное устройство – я хотел,
чтобы в повседневной жизни люди бы-
ли человечны. Я видел какую-то ме-
лочность, подлость, черствость, гру-
бость, алчность. Видел ничтожность
помыслов и отвратительность дел лю-
дей, которые окружали меня ежеднев-
но с утра и до ночи.
Я считал, что государство существу-
ет для того, чтобы обеспечить человеку
достойную жизнь. Если оно с этим не
справляется, значит, в нем заложено
нечто такое, что надо изменить.
К маю 1966 года участниками на-
шей группы была освоена значитель-
ная часть трудов Маркса, Энгельса, Ле-
нина. К тому времени мы уже отчетли-
во осознавали себя политиками, по-
скольку знали свои цели и имели кон-
цепцию преобразования мира, а к кон-
цу 1967 года оказались не только не
марксистами и не революционерами,
а этакими радикальными либералами,
антисоветчиками.
Когда мне исполнилось 20 лет, вы-
рисовались основные черты моего ми-
ровоззрения, с которыми и прожил всю
оставшуюся жизнь до сегодняшнего
дня. Концепция компромисса, которая
вырабатывалась в период моего поли-
тического взросления с 1968 по 1971
год, началась именно с осознания того,
что общество в ближайшие десятиле-
тия даже на сантиметр не приблизится
к моим юношеским идеалам. И то, что
я хотел бы видеть в этом мире, нереа-
лизуемо. Нельзя построить желаемое
общество сразу, надо считаться с ре-
альностью, делать все поэтапно, шаг за
шагом. Такой не революционный,
а эволюционный подход отличал меня
от диссидентов и от будущих, то есть
теперь уже нынешних, политиков.
Именно поэтому я не люблю, когда ме-
ня называют диссидентом. Мне ближе
понятие инакомыслящий.
Моя программа экономических ре-
форм, например, была рассчитана на
25 лет, а не на 500 дней. Я уже тогда го-
ворил, что нельзя разрушать государ-
ство, потому что вместе с этим разру-
шением мы получим только ухудшение
и прав человека, и падения уровня
жизни. Для меня главная составляю-
щая в продвижении общества – куль-
тура. То есть неважно, что производим,
– ракеты или тележки. Куда важнее –
как человек относится к миру. Вопросы,
которые стояли перед Конфуцием
и Иисусом Христом, так же остро стоят
и сегодня перед нами. Самое главное –
это отношения между людьми. Жизнь
есть любовь. А я видел в ней нена-
висть, безразличие, жестокость. Для
меня стало очевидным, что необходи-
мо, наконец, обеспечить условия для
некоего культурного прогресса, для его
прорыва. Я был прогрессистом, что,
впрочем, осталось в некоторой степени
во мне и сейчас. Мы с единомышлен-
никами считали своей задачей «осед-
лать» положительные тенденции тыся-
челетнего развития и приостановить
разрушительные тенденции в общест-
ве. Мы были эволюционистами и счи-
тали, что любые резкие движения
слишком многое ломают в любом об-
щественном организме. Чем резче ре-
волюция, тем больше тонких регулиру-
ющих механизмов рушится, тем ощути-
мее нарушается культура, ее потом